Недавно мой знакомый за пять секунд довел меня до крайней степени осатанения. И, да, - в последнее время я дисфорична более, чем обычно, но конкретный случай не является следствием изменений в моем эмоциональном состоянии. Фигня в том, что парень стал пресловутой последней соломинкой, которая сломала спину верблюда. Он отметил, что я «люблю обсуждать свои и чужие чувства». Люблю. Получаю от этого удовольствие. Ранее такие мысли мне неоднократно озвучивал папенька (он же - Моя Любимая Мозоль, далее – МЛМ) и еще пара родственников. Меня окружают люди проницательные как рентген. МЛМ, я смотрю на тебя. Люблю обсуждать чувства, епта. Ахаха.
Наверное, в заблуждение людей вводит тот факт, что иногда я и правда не прочь попиздеть. О книжечках и авторах, о кинишке, о музыке, об анатомии и физиологии человека, иммунных процессах (у него же), культуре европейских стран времен раннего средневековья. Но блять. Это все – мои интересы. А обсуждение собственных эмоций и чувств (часто, - в корреляции с действиями окружающих) это – необходимость. Мое семейство может служить прекрасным иллюстративным материалом к монографии об алекситимии и ее последствиях, в числе которых: многочисленные неврозы, непрекращающиеся межличностные конфликты (значительная часть которых вызвана абсолютным отсутствием навыков конструктивного поведения в конфликте) и множество аберраций социальной адаптации. Все чего мне хотелось бы – не дублировать фамильные ошибки. В 9 из 10 случаев, причина, по которой я так часто инициирую процесс рефлексии – убежденность, что это полезно, необходимо. Мне не доставляет удовольствия опыт выворачивания наизнанку (который, к тому же, сопряжен с необходимостью сдерживать эмоции в момент обсуждения болезненных тем, подбирать аккуратные формулировки). Просто иногда все это очень нужно. Опять же, я не призываю вытряхивать свои чувства на окружающих в любой ситуации; некоторые случаи этого не требуют. Короче, тут проблема не в моем эгоцентризме или повышенной трепливости, или – неземном кайфе от эмоциональной вивисекции.
Если уж на то пошло, девушка, которую я любила почти десять лет, выделялась среди прочих повышенной контактностью и эмпатичностью (по отношению ко мне). (Вот в этом, кстати, можно усмотреть некоторый эгоизм, если не учитывать, что все мы, в той или иной форме, жаждем понимания.) С ней было легко, мы чувствовали друг друга, как никогда и ни с кем мне больше не приходилось. Не нужно было переводить свои эмоции с гормонального на русский, разжевывать их. Это ведь совсем не приятно. Это трудно. Очень, ссука, трудно. Надо бы распечатать эту простыню, чтобы никогда в жизни никому это больше не повторять.